Квентин Тарантино в интервью о работе и жизни

Квентин, в вашей биографии мы прочли, что вы участвовали в кинофильме Жан-Люка Годара «Король Лир».

Квентин Тарантино: О, нет. Я написал так в моём резюме, поскольку эта работа никому не доступна.

Расскажете о себе двадцатилетнем?

Квентин Тарантино: Главное, что нужно знать обо мне – я самый настоящий и неисправимый кинофрик, а создавать кино – заветная мечта каждого кинофрика.

Все деньги, что я расходую, уходят на покупку киноплакатов, видеокассет, книг о кино.

В возрасте 18-19 лет я хотел и сам написать книгу. В ней я поведал бы о режиссёрах Джоне Флинте, Джо Данте, Джоне Милиусе, Ричарде Франклине. Я вовлёк бы их в полемику о кино.

Больше всего я люблю четверых режиссёров – Де Пальма, Леоне, Годара, Говарда Хоукса.

И как-то мне приснилось, что меня позвали на вечеринку к Хоуксу. Роберт Митчум, бывший на балконе, сказал мне: «Ты здесь, чтобы увидеть старика». Сам же Хоукс находился во внутреннем дворике с Джоном Уэйном. Он окликнул меня: «Эй, Квентин, спускайся, малыш».

В этот момент сновидение прервалось. И вы даже не представляете, как мне было печально, ведь всё выглядело так по-настоящему...

Что вы думаете по поводу сравнения вас с Мартином Скорсезе?

Квентин Тарантино: Как и ему, мне нравится перемежать короткие планы с длинными, я также основателен в кадре как он.

При этом я понимаю, что Скорсезе – бремя для неискушённых режиссёров. Слишком много проектов, которые выходят сейчас, похожи на его фильмы. А мне не хочется быть его бедным родственником.

Ваши работы оказываются часто критикуемыми из-за излишнего насилия. В одном из фильмов есть момент, когда персонажи говорят о том, что старые вестерны побуждают на насилие. Вы так не считаете?

Квентин Тарантино: Конечно, нет. Насколько я знаю, есть доказательства отсутствия связи между агрессией в кино и в жизни.

Для меня кинематографическое насилие – это всегда эстетика. Нет ничего предосудительного в том, чтобы сказать: мне нравится насилие в фильмах, но я не приемлю его в реальной жизни.

Разумеется, как зритель вы можете ответить, что вам не по душе видеть такое на экране. И у вас есть полное право так говорить. Однако это то же самое, как если бы я сказал, что мне не импонируют танцы в кино или, например, дешёвый юмор. Просто каждому своё.

Вам удаётся сочинять потрясающие сценарии как для фильмов, так и для собственной жизни. Вы задумали снять десять кинофильмов, а затем остановиться. Сейчас вы женились, рассказали, что, возможно, обзаведётесь детьми. Но когда вы приступали к написанию своего жизненного сценария, могли подумать, что добьётесь подобного успеха?

Квентин Тарантино: Я верил, очень! Вернее, изначально я надеялся снять один кинофильм, а далее посмотреть по обстоятельствам.

Несомненно, я рассчитывал, что сниму ещё и ещё фильмы, что у меня будет карьера, я сосредоточу наилучшие качества, стану достойным режиссёром, знаменитым во всём мире.

Но того, что успех придёт уже после второго моего проекта, я никак не мог ожидать! Я полагал, что на это уйдёт куда больше времени, нужно будет приложить много больше сил.

Всё это создало поистине поразительную ситуацию, у меня обозначились ошеломительные возможности. И я очень уважительно отношусь к тому, что мне дано.

Я принципиально не делаю кинофильмы из-за денег, не снимаю, чтобы улучшить свои жизненные условия, а руководствуюсь лишь тем, что у меня внутри.

Легендарные режиссёры Стивен Спилберг, Джордж Лукас с пессимизмом говорят о будущем индустрии кино. Они сходятся во мнении, что если несколько высокобюджетных блокбастеров провалятся в прокате, это разрушит всю отрасль. А каково ваше мнение на этот счёт?

Квентин Тарантино: Я не настроен пессимистически на этот счёт. Франшизы снимались ещё когда я только появился на свет.

Сегодня все говорят, например, о «Трансформерах», однако тот же «Джеймс Бонд» существовал даже когда я был ребёнком. Помню, с каким нетерпением ждал, когда смогу увидеть его.

Не понимаю, почему Спилберг и Лукас так переживают на этот счёт, их ведь никто не заставляет принимать участие в подобного рода проектах.

Они опасаются также, что блокбастеры вытеснят из кинотеатров небольшие проекты.

Квентин Тарантино: Люди начинают вести такие разговоры каждые лет 6.

Все сходятся на том, что семидесятые или тридцатые – исходя из личных предпочтений – наилучшее время в истории кино. Мне видится, что и девяностые не так далеко ушли.

Но ведь люди твердили о том же, что сейчас говорит Спилберг, и в 90-х, и в 70-х.

Я правильно понимаю, что вас это не тревожит?

Квентин Тарантино: Меня совершенно не тревожат перечисленные дурацкие причины.

Если вы смотрели большое количество фильмов, вышедших за прошлый год, вам довольно непросто будет выделить из них топ-10, поскольку вы видели много достойного продукта. С топ-20 может быть попроще.

А возможно, вы выделите лишь один шедевр При этом, мне кажется, что не нужно ожидать более одного шедевра, исключая, разве что, очень удачные годы.

Вы ностальгируете по 90-м?

Квентин Тарантино: Нет, я не испытываю ностальгии по 90-м, хотя и считаю их по-настоящему крутыми. Во всяком случае, такими они были для меня.

Но я в этом смысле похож на Боба Дилана: он жил в шестидесятые, но не считается артистом этого времени.

Если уж я стану ностальгировать по тому времени, то лишь потому, что тогда все не настолько зависели от технологий, как сейчас.

А вы используете систему потокового мультимедиа?

Квентин Тарантино: Нет, мой ТВ никак не связан с компьютером.

Пока это набирает обороты, но уже огорчает меня. Когда я думаю, что кто-то смотрит мои кинофильмы на экране телефона, у меня в прямом смысле начинается депрессия.

Вы по сей день пишете сценарии от руки?

Квентин Тарантино: А могу я задать встречный вопрос? Если бы вы намеревались написать стихотворение, вы бы сели для этого за компьютер?

Конечно, нет.

Квентин Тарантино: Об этом я и говорю: чтобы создать поэзию, техника ни к чему.